Жестокая Императрица

Глава 1  Дядя Као

    — Ну, лети! — выдох­нул папа. Ты что, не собираешься взлетать? Он стоял на холме в парке и разговаривал с воздушным змеем. Змей по­дергивался от ветра, и вяло шевелился с таким видом, будто вовсе не собирался под­ниматься в воздух. Папа согну­тыми пальцами стал умело дер­гать за нитку, стараясь не повре­дить змея, но я видела, что без помо­щи ему не обойтись.

            Тихонько, так тихо, чтобы папа не услышал, я прошептала несколько слов ветру. И тут же огром­ный змей расправился и гордо воспарил, словно дракон (собственно, это и был дракон), ярко-алый на фоне ясного голубого неба. За ним шлей­фом, похожим на языки пламени, развевались красные и желтые ленты. Змей выглядел просто великолепно, при виде него у меня сердце замира­ло в груди.

—  Ну вот, — сказал папа. — Так-то лучше!

Я взяла папу за руку, осторожно, чтобы не за­деть нить змея.

—  Здорово выглядит, правда?

—  Да, — ответил папа и с довольным видом улыбнулся.

Внезапно меня захлестнула волна жуткой гру­сти, такой сильной, что перехватило дыхание. Еще в прошлом году бабушка запускала бумажных змеев вместе с нами. Всего год назад.

Папа заметил, что у меня изменилось настрое­ние.

— Что случилось, малышка?

— Ничего, — я постаралась, чтобы голос звучал беззаботно. На дворе была суббота, чудесный вет­реный весенний денек, и папа в кои-то веки смог на пару часов вырваться из ресторана. Мне не хо­телось портить ему удовольствие. Но он слишком хорошо знал меня.

— Это из-за бабушки?

Я кивнула:

— Я очень скучаю по ней. Она ведь так любила запускать бумажных змеев...

Смерть бабушки была для меня таким ударом... Только тогда я поняла, что значит фраза: «мне так плохо, будто сердце раскололось». В первое время я просто не представляла себе, как мы смо­жем обходиться без бабушки. Да, я знала, что она не просто оставила нас. Теперь она была у Ораку­ла, в оплоте Кондракара. Но мне-то хотелось, что­бы она была где-нибудь поближе. Что ни говори, а центр бесконечности слишком далеко от нас...

Я заметила, что выражение папиного лица ста­ло другим. В нем больше не было той безоблач­ной радости.

— Я тоже скучаю по ней, — сказал он. — Но нуж­но жить дальше. Мы должны всегда помнить о ней, хранить в душе все то хорошее, что она гово­рила и делала, но мы также должны строить свои собственные жизни. Бабушка рассердилась бы на нас, если бы мы вели себя иначе, разве нет? Ду­маю, она дала бы нам порядочный нагоняй!

Я не могла не улыбнуться. Да уж, моя бабушка нередко сердилась. При этом она не принимала никаких твоих извинений, пока ты сам не пой­мешь, что поступил плохо из-за своей глупости, са­молюбия, трусости или чего-то в этом роде. И еще разговор с ней всегда придавал сил, или мудрости, или смелости, которых тебе не хватало; и ты мог пойти и исправить то, что натворил. Бабушке ча­сто доводилось хмуриться и ворчать, но в конце

концов она заставляла тебя лучше разобраться в себе и в том, что происходит вокруг.

Я взглянула на змея и прислонилась головой к папиному плечу.

— Смотри-ка! — сказала я. — Кажется, теперь он не собирается спускаться обратно.

— Ничего, я с ним справлюсь, — улыбнулся папа.

Вдруг со стороны парковых ворот раздался го­лос, выкрикивавший наши имена. Это была мама.

— Что такое? — спросил папа.

Мама уже была на полпути к вершине холма, и даже на таком расстоянии по ее лицу можно бы­ло определить, что случилась какая-то неприят­ность.

— Дядя Као, — сказала мама. — Он упал... Они отвезли его в больницу и считают, что нам нужно приехать...

Папины руки дернулись. Дважды послышался звук как от лопнувшей струны — сначала оборва­лась одна нить змея, потом другая. Красный дра­кон освободился и поплыл по небу прочь. Я зна­ла, что мы никогда больше его не увидим, но в данный момент это было не важно.

— А как он сейчас? — спросила я, чувствуя, что невидимая рука сжимает желудок. — Может, с ним ничего серьезного?

Мама заколебалась, и я поняла, что дела обсто­ят серьезнее некуда.

—Мы должны навестить его, — заявила она.

Лежа на белом больничном белье, дядя Као ка­зался очень маленьким и высохшим. Конечно, он был уже стар, он приходился почти ровесником бабушке. Но обычно он не выглядел таким измо­жденным и бледным как бумага.

— Привет, девчушка, — сказал он мне. Но хотя дядя улыбался, его голос был топким и слабым, как струна, как нить, за которую держат бумажно­го змея. И эта струна уже была надорвана. От та­ких мыслей у меня по коже поползли мурашки.

— Привет, дядя Као, — ответила я. Мы все зва­ли его так, но на самом деле он не состоял с нами в родстве — это был старый друг моей бабушки и кто-то вроде любимого крестного для всей нашей се­мьи. Он всегда был рядом, по крайней мере, с тех пор, как я себя помнила.

Я слышала, как за дверью, в ярко освещенном коридоре, папа разговаривает с Ли, внучкой дяди Као. Здесь, в палате, свет был слабым, приглу­шенным, как будто врачи боялись, что он может повредить старым усталым глазам больного.

—Спасибо, что пришла навестить такую ста­рую развалину, — сказал он. — Когда доживешь до моих лет, постарайся научиться ходить не падая.

Я не нашлась что сказать. Просто взяла его за ру­ку. Рука оказалась гораздо холоднее, чем обычно.

— Дело тут не в самом падении, — объясняла кузина Ли моему отцу за стеклянной дверью. — Ког­да я пришла утром, чтобы приготовить ему завт­рак, то нашла его в ванной. Он пролежал всю ночь на холодном полу, и врачи говорят, что те­перь у него воспаление легких.

— Но есть же антибиотики, разные лекарства! — очень громко и с гневными нотками в голосе воз­разил папа. — В наши дни люди не умирают от вос­паления легких!

Кузина Ли жестами велела ему говорить потише.

— Ну конечно, нет, — сказала она. — И я увере­на, что он скоро поправится.

Дядя Као сдавленно фыркнул, и я поняла, что он не хуже меня слышал разговор в коридоре.

— Что ж, всему свое время и место, — произнес он. — И я, слава Богу, прожил долгую и счастли­вую жизнь...

— Дядя Као!

— Ох, не смотри на меня с таким испугом, дев­чушка, — он нежно похлопал меня по руке. — Все будет хорошо. А сейчас я просто немного устал, вот и все.

Однако выглядел он куда хуже, чем просто ус­талый человек. Даже на эти короткие реплики уходили почти все его силы.

— Может быть, нам лучше уйти, — сказала я. — Вам нужно отдохнуть.

— Нет! — его рука вцепилась в мою, не отпус­кая. — Я должен кое-что... тебе сказать. И кое-что передать... Твоя бабушка оставила это мне на хранение много лет назад. Но недавно она мне при­снилась... и сказала, чтобы я отдал эту вещь тебе. Когда наступит подходящий момент. Уж не знаю, подходящий сейчас момент или нет, но у меня больше нет в запасе времени. Так что скажи моей внучке, чтобы отдала тебе фонарик Лю.

Больной закрыл глаза, и его затрудненное ды­хание стало ровнее. Я высвободила руку и реши­ла, что он уснул. Но прежде чем я вышла в кори­дор к папе, дядя Као снова внимательно взглянул на меня.

— Фонарик Лю, — повторил он. — Не забудь.

— Обещаю.

— Хорошо, — он уставился в потолок и едва слышно пробормотал: — Может, хоть теперь она перестанет меня понукать и оставит в покое.

Не знаю почему, но я была твердо уверена, что он имел в виду мою бабушку.

На обратном пути папа не проронил ни слова. А вечером, уже лежа в постели, я услышала голоса внизу, на кухне. Я тихонько выскользнула из комнаты и подкралась к лестнице, чтобы узнать, о чем говорят родители.

— Такое впечатление, что он просто сдался, — сказал папа, и в его голосе слышались злость и горечь. — Знаешь, так бывает со старыми людьми, когда они отказываются бороться за жизнь и умирают... И почему только они не думают о том, как при этом тяжело их близким?

Мне хотелось подбежать и обнять папу, поддержать его. Я поняла, что эти слова относились не только к дяде Као, но и к бабушке. Но я не зна­ла, что сделать, чтобы у папы полегчало на душе.

— Тише, — мягко сказала мама. — Иногда лучше помолчать. Не волнуйся, все будет в порядке.

Даже не видя их, я догадалась, что мама обни­мает отца и гладит его по голове, как она часто делала. Я была рада, что ей удалось хоть чуть-чуть успокоить папу. Но в то же время мне хотелось, чтобы она подошла и ко мне, погладила по голов­ке и сказала, что утром все наладится. Мне так хо­телось в это верить...

Глава 2   Звон Колокольчиков

Воскресным утром кузина Ли зашла к нам и принесла мне коробку. Она сообщила, что дяде Као не лучше, но и не хуже. Он по-прежнему уто­млен и обессилен. Я открыла коробку. Внутри был маленький симпатичный китайский фонарик: черный  лакированный каркас, стенки из тонкой желтоватой рисовой бумаги   и   четыре  выцветших  красных шелковых кисти, свисаю­щих с корпуса.

— Как красиво! — прошептала я. — Но кто такой Лю?

— Не знаю, — ответила кузина Ли. — Твоя ба­бушка всегда называла эту штуку фонариком Лю, а почему — мне неизвестно.

Я вспомнила слова дяди Као. Ну, про то, что я должна получить фонарик «в подходящий мо­мент». Я ничего не понимала. Если бабушка хоте­ла, чтобы фонарик оказался у меня, почему она не могла передать его мне сама? Почему было важно время?

Мне хотелось спросить об этом дядю Као. Но когда мы вечером приехали в больницу, оказа­лось, что ему стало хуже. Врачи говорили, что он остается в сознании, однако дядя не отвечал, ко­гда с ним заговаривали. Кузина Ли от беспокойст­ва была бледна как полотно. Мы все сидели вок­руг дядиной кровати и пили чай, который при­несла Ли, но никто не произносил ни слова. Это был очень грустный и тревожный вечер.

Вернувшись домой, я посмотрела на фонарик с чувством, похожим на раздражение, — как будто он был виноват в происходящем. Он не оказался бы тут, если бы дядя Као не заболел. Но была в этой вещице какая-то хрупкая древняя красота, которая заставила мою злость испариться. В кон­це концов я спустилась вниз и попросила у мамы свечку.

— Сейчас? — спросила мама, отставив в сторону последнюю стопку ресторанных тарелок. Вокруг

нее клубился пар из посудомоечной машины, и волосы ее казались влажными. — Для чего тебе свечка так поздно? Не забудь, что завтра в школу.

— Я хочу зажечь фонарик.   

Она на минуту оставила посуду в покое и отки­нула прядь волос со лба.

— С тобой все в порядке, малышка?

— Я... да, все нормально. Я просто... Просто я хочу, чтобы дядя Као поскорее выздоровел.

— Знаю. Я тоже хочу.

Она быстро обняла меня, потом наклонилась и заглянула мне в лицо.

—  Знаешь, что твоя бабушка частенько повторя­ла мне? Она говорила: «Лучше зажечь хоть самую маленькую свечку, чем сидеть сложа руки и жало­ваться, что вокруг темно». Мне всегда казалось, что это очень мудрая мысль. Что ж, иди, малыш­ка, зажги свою свечу. Только будь осторожна — фонарик на вид очень старый.

— Не волнуйся, я буду аккуратна. Мне подума­лось, что без свечки он смотрится как-то непра­вильно. По-моему, даже самые старые фонарики нужно хоть изредка зажигать.

Мама погладила меня по щеке и на секунду за­держала руку. Ее пальцы были горячими и мокры­ми от мытья посуды.

—Ты очень похожа на свою бабушку, — сказала она.

Итак, я поднялась к себе и зажгла старинный фонарик. В его мягком свете я разглядела, что на стенки из рисовой бумаги нанесен тонкий рису­нок. Большое радостно улыбающееся солнце. А под ним размытые силуэты, похожие на скло­ны гор, поросшие лиственницами.

Неяркое свечение и приятный запах плавя­щейся свечи подействовали на меня успокаиваю­ще, я подумала о дяде Као и от всей души пожела­ла, чтобы ему сделалось лучше. Потом я подумала о бабушке. Я надеялась, что ей там каким-то обра­зом стало известно, что фонарик попал в мои ру­ки и очень мне понравился. Но я никак не могла выкинуть из головы эту фразу о подходящем мо­менте. И если сейчас именно такой момент, то что должно произойти?

Я осторожно задула свечу и забралась в по­стель. Погружаясь в дремоту, я все еще чувствова­ла запах дымка от свечки. Горный пейзаж на ри­совой бумаге перенесся в мои сны — я видела го­ры и лиственницы, и еще во сне была девочка, которая звала меня по имени, и слышался звон колокольчиков на ветру.

Колокольчики. Когда я услышала их на следую­щий день, налегая на педали велосипеда, я спер-

ва подумала, что все еще сплю. Но нет, все было наяву — стояло солнечное понедельничное утро, и подвесные китайские колокольчики-трубочки мелодично позвякивали над входом в маленький магазинчик. Слабый ветерок раскачивал коло­кольчики и заставлял их стукаться друг о друга, производя при этом нежную серебристую музыку.

Я остановилась, хотя прекрасно понимала, что делать этого не следует — я и так здорово опаздывала в школу. Но меня по какой-то причине манили эти колокольчики, как будто кто-то держал меня на веревочке, как бумажного змея, а теперь стал потихоньку сматывать эту веревку, притяги­вая меня к себе.

Я хорошо знала этот магазин, потому что каж­дый день проезжала мимо по пути в школу. Он так и назывался — «Китайский магазин». Там про­давались бело-голубые фарфоровые тарелки, яр­кие эмалированные чайники, бамбуковые цинов­ки и прочие цветные и безвкусные «китайские» сувениры, над которыми у нас в семье обычно по­смеивались. Я никогда раньше не заходила туда, но невидимая нить заставила меня слезть с вели­ка и пойти прямо к распахнутым дверям.

Внутри было темно и прохладно. Попав в по­мещение после яркого уличного света, я почти ничего не могла разглядеть. Но одно поблескива­ющее пятно привлекло мое внимание и потянуло меня в глубь магазина.

Это было небольшое настенное зеркало, старинное, в металлической раме. Оно так потуск­нело от возраста и пятен, что мне с трудом уда­лось различить свое отражение. И все же я не могла отвести от него глаз.

— Добро пожаловать, — раздался за моей спиной мягкий голос. — Могу я чем-нибудь тебе помочь?

Я резко развернулась. Из подсобного помеще­ния вышла молодая китаянка. Она выглядела со­вершенно нормально, даже заурядно — на ней бы­ли джинсы и уютный серый свитер, и все же в ее глазах было что-то... до боли знакомое.

— Это зеркало... — начала я и запнулась. Я ведь не собиралась покупать зеркало. Или собира­лась? Вдруг мне показалось, что я должна, просто обязана приобрести его. Это было абсолютно не­обходимо. Но зачем? Этого я не знала. — Сколько оно стоит?

— Не очень дорого. Но оно старое, у нас есть новые, они гораздо красивее, я могу показать...

— Нет, — быстро проговорила я. — Не надо, меня интересует именно это. — Только тут я сообразила, что у меня нет при себе денег. Даже на то, чтобы ку­пить старое и «не очень дорогое» зеркало. — Но по­нимаете... Я зайду за ним попозже. С деньгами. По­жалуйста, не продавайте его никому!

— Забирай его прямо сейчас, — сказала продав­щица с улыбкой. — А деньги занесешь потом.

Такой подход меня озадачил.

— А откуда вы знаете, что я вас не надую? — по­краснела я. — Может, я возьму зеркало и больше не вернусь?

— Не такой ты человек, — ответила она, и в ее голосе почему-то прозвучала полная уверен­ность. — Ты сдержишь свое слово. Ты всегда дела­ешь то, что пообещала. Разве я не права?

Да, но... как она узнала? Она уже успела снять зеркало с крюка и теперь заворачивала его в газе­ты и перевязывала веревкой.

— Я обычно выполняю свои обещания, — сказа­ла я.

— Хорошо. Это очень важно. — Женщина пере­дала мне сверток. — А сейчас тебе пора идти, ма­лышка. Иначе опоздаешь в школу.

Школа! Я и так уже жутко опоздала. Я кое-как втиснула сверток в свою сумку и направилась к дверям. Колокольчики тихо звякнули, снова на­помнив мне о том сне. Я на секунду задержалась.

— Эти колокольчики... — начала было я.

— Нет, — покачала головой молодая китаянка. — Колокольчики тебе не нужны. Только зеркало. Счастливого пути, малышка.

Лишь когда она произнесла это слово во второй раз, до меня наконец дошло... Откуда она могла знать, как меня называют дома?! Я уставилась на нее. На миг мне показалось, что глаза, смотрев­шие на меня с лица этой молодой женщины, были глазами моей бабушки.

В моей голове роились тысячи вопросов, но ки­таянка махнула рукой в сторону двери.

— Ступай, — сказала она. — Увидимся позже. —

Прямые черные волосы, синие джинсы, серый свитер. Теперь она выглядела совершенно обыч­но, не по-бабушкиному.

Я потрясла головой, не зная, что и думать. Но идти действительно было пора. Я опаздывала в школу. Очень сильно опаздывала. Я снова оседла­ла свой велик и помчалась вниз по улице.

Кстати, этим утром произошла еще одна сверхъестественная вещь. Я приехала в школу во­время! Ну, то есть опоздала, конечно, но всего на полминутки, как если бы вообще не останавлива­лась по пути.

Как будто все, что произошло в «Китайском ма­газине», не заняло ни мгновения.

— Все это звучит очень странно, — заметила Ир­ма после того, как я рассказала девчонкам обо всем за обедом. — По-чародейски звучит, если хо­чешь знать.

— Думаешь, это как-то связано с магией? — спро­сила я. Посреди обычной школьной жизни с ее скрипучими пластиковыми стульями, потрепанны­ми учебниками по математике и доносящейся со всех сторон болтовней о чьих-то новых ботинках и результатах контрольной по географии, таинст­венные утренние впечатления как-то тускнели.

Возможно, я в последние дни так много думала о бабушке из-за болезни дяди Као. А вдруг на самом деле ничего и не было, и случаи в магазинчике — просто плод моего воображения?..

— По-моему, это похоже на дело для команды W.I.Т.С.Н., — твердо заявила Ирма, и ее голубые гла­за в этот миг были необыкновенно серьезны. — Ког­да ты вернешься в этот магазин, я пойду с тобой.

— Думаю, мне тоже нужно пойти, — задумчиво проговорила Вилл.

W.I.Т.С.Н., или Ведьмы, — это мы впятером: Вилл, Ирма, Тарани, Корнелия и я. И хотя мы во­все не похожи на ведьм из сказок с их бородавка­ми, смешными остроконечными шляпами и метла­ми, нам нравится это название. А если серьезно, то правильнее называть нас Стражницами Кондракара. Каждая из нас обладает особой волшебной си­лой: моя стихия — Воздух, Ирма отвечает за Воду, Тарани владеет силой Огня, Корнелия контроли­рует магию Земли, а Вилл объединяет силу всех че­тырех стихий и превращает ее в чистую энергию.

Благодаря этим способностям мы можем делать кучу интересных и впечатляющих вещей. Корне­лия, например, может усилием воли передвигать твердые объекты. Это умение приносит большую пользу, когда нужно срочно открыть замок или за­ставить звонок зазвенеть как раз в тот момент, ко­гда учитель задает тебе вопрос на засыпку. У Вилл имеется особый подход ко всему, что связано с электричеством, — все ее домашние электроприбо­ры умеют разговаривать, поэтому мне нравится за­ходить к ней в гости.

В общем, каждая из нас и сама по себе обладает кое-какими возможностями, но все вместе мы так cльны, что можем в буквальном смысле спасти мир. Нам и правда несколько раз приходилось это делать.

Кажется, что владение магией должно здорово упрощать твою повседневную жизнь. Однако это не так. Я по-прежнему делаю массу ошибок в конт­рольных по географии. И я не могу просто взмах­нуть волшебной палочкой и сделать так, чтобы дя­де Као стало лучше. Не все проблемы можно ре­шить с помощью магии. Но зато у меня есть подру­ги, которые меня понимают; которых волнуют мои дела; с которыми можно поболтать и от души посмеяться; которые готовы в случае необходимо­сти встать за меня горой.

W.I.Т.С.Н. — по-моему, подходящее название для команды друзей.

В конце концов мы решили пойти в «Китайский магазин» все впятером. Корнелия предложила дать мне взаймы денег на зеркало, и Тарани тоже не захотела остаться в стороне.

— Выглядит как обычный магазин, — заметила Ирма с некоторым разочарованием.

— Помнится, книжный магазин тоже выглядел вполне обычно, — возразила Тарани, — а между тем там творились сверхъестественные вещи.

Я, конечно, знала, о чем она толкует. Старый хи-терфилдский книжный магазин на деле скрывал в себе Портал, проход в другой мир. Но «Китайский магазин» выглядел напрочь лишенным какого бы то ни было волшебства... Даже колокольчики, ко­торые привлекли мое внимание утром, куда-то ис­чезли. Вместо их звона, когда мы открыли дверь, раздалось электронное «динь-дон». Мужчина, сто­явший за стойкой, поднял на нас взгляд. Ему было около тридцати. Жилет, галстук, аккуратные ма­ленькие усики.

— Добрый день, — вежливо произнес он. — Чем могу вам помочь?

У него не было ничего общего с той молодой женщиной, глаза которой напоминали бабушки­ны. Он даже не был китайцем.

— Я заходила сюда утром, — стала объяснять я, — и купила зеркало... — Я достала зеркало из сумки и сняла обертку. — Но у меня не было с собой...

­­— Вы не могли купить это здесь, — прервал меня продавец.

— Да, но...

— Мы не торгуем подержанными вещами, — зая­вил он, снова оборвав меня. — Если вы хотите вер­нуть купленное, сначала найдите тот магазин, где вы его приобрели.

Вернуть?

— Нет, я не собираюсь возвращать... — ничего не понимая, сказала я. — Но сегодня утром...

— Мы не работаем по утрам. Я же говорю, вы ошиблись.

— Но я точно была здесь!...

—Часы работы с 12.00 до 19.00. Взгляните на таб­личку возле двери. Я вижу, вещь с дефектами, но что же вы хотите, это ведь сэконд-хэнд. Именно поэтому мы не имеем дела с комиссионными това­рами. Простите, но я, похоже, ничем не смогу вам помочь.

Продавец нетерпеливо поглядывал на нас, явно ожидая, когда мы уйдем. Нам и правда больше ни­чего не оставалось.

Оказавшись на улице, Ирма энергично пожала плечами.

— Все любопытнее и любопытнее... — пробормо­тала она. — Одно из двух: либо ты сходишь с ума (что, конечно, возможно)... — она покрутила паль­цем у меня перед носом, — либо тут происходит что-то очень странное.

Я стояла посреди тротуара, прижав к себе зер­кало. В груди возникло какое-то болезненное чув­ство, будто я что-то потеряла и не знаю, как вер­нуть это назад. Неужели я действительно ожида­ла, что встречу в этом магазинчике свою бабуш­ку? Я ведь прекрасно знала, что такого никак не может быть. Но чувства не всегда слушаются го­лоса разума, и горло у меня сдавило от горечи не­сбывшихся надежд.

— С тобой все в порядке? — спросила Тарани, беря меня за руку. Ее очки сползли на самый кон­чик носа, и она автоматически подвинула их на­зад. — У тебя такой грустный вид...

— Все нормально. Это... Я так переживаю за дядю Као и еще... — Я скучаю по бабушке, но этого я не стала говорить. — Ну, в общем, я просто беспо­коюсь.

— Можно мне взглянуть на зеркало? — попроси­ла Вилл. Я передала его ей. Оно едва умещалось в моей сумке и было довольно тяжелым — навер­ное, из-за металлической рамы. Эта самая рама потускнела и почернела от времени, она была ук­рашена четырьмя полумесяцами, выложенными из перламутра.

Если его почистить, оно смотрелось бы очень даже неплохо. Но я так и не заплатила за него, и поэтому меня терзало чувство вины, будто я его украла. Будто я еще не заслужила того, чтобы оно стало моим.

— Не уверена, что тебе стоит брать его домой, — заявила Вилл, откинув со лба непослушную прядь рыжих волос. — Что если в нем заключена какая-нибудь опасная магия?

Я покачала головой.

— Оно не опасно, — убежденно сказала я. — Не более опасно, чем Сердце Кондракара. — Уж не знаю, почему мне пришло в голову сравнивать эту штуку с нашим талисманом... Может, потому, что в зеркале тоже присутствовало волшебство?..

— Сердце Кондракара тоже может представлять угрозу, — упрямо возразила Вилл. — Если ты не зна­ешь, как его использовать.

— Да, но само по себе оно не плохое и не имеет злых намерений. Если зеркало как-то связано с бабушкой, оно никогда не причинит мне вреда.

— Если в зеркале есть волшебная сила, — встави­ла Тарани, — мы должны изучить ее природу.

— Что если это зеркало для гадания? — спросила Ирма и затараторила, изображая заправского рек­ламного агента: — Портативный плоскоэкранный монитор для предсказаний, который полностью заменяет давно устаревшие хрустальные шары. Компактные размеры и привлекательный дизайн делают это зеркало незаменимым помощником при гадании. Итак, девять из десяти современных чародеек выбирают зеркало!

Тарани хихикнула.

—Я бы, пожалуй, купила такую вещицу. С гадани­ем у меня не все гладко, так что «незаменимый по­мощник» мне бы не помешал.

—Мы ведь совсем рядом с парком Ханабейкер, — заметила Корнелия. — Почему бы нам не пойти туда и не испытать эту штуку?

Мы припарковали велики возле ворот. Теплая весенняя погода привлекла в парк целую кучу бегу­нов и скейтеров; лавочки были заполнены отдыха­ющими, принимавшими первые в этом году сол­нечные ванны. Но нам был нужен тихий уголок, поэтому мы забрались в густые лавровые заросли. Я положила зеркало на землю, так, чтобы на его старинное затуманенное стекло падало как можно

больше солнечных лучей.

— Кто начнет? — спросила я.

— Давайте я, — откликнулась Ирма.

— Правильно, — согласилась Вилл. — У Ирмы с гаданием лучше, чем у всех остальных.

— Свет мой, зеркальце, скажи, — затянула Ирма, наклонившись над мутным стеклом, — свой секрет нам доложи...

— Очень умно! — язвительно заметила Корне­лия. — Ты у нас прямо поэт!

— Потише, пожалуйста! — Ирма театрально воз­дела руки к небу. — Не лезьте со своими разговора­ми во время гадания, вы нарушите ход опыта.

Но, несмотря на впечатляющие пассы руками и сосредоточенно нахмуренные брови Ирмы, зерка­ло показывало лишь находящийся над ним клочок неба, да и тот не очень ясно.

— Ничего? — на всякий случай спросила я.

— Ничего, — угрюмо кивнула Ирма. — Может, это вовсе не гадательное зеркало...

Мы все по очереди попытались заставить зеркало показать что-нибудь, но оно никак не отреагировало. Просто лежало там как обычная антикварная и практически бесполезная вещь.

Тарани потерла пальцем перламутровое украшение.

— Тут изображены месяцы, — задумчиво произ­несла она. — Возможно, эта штука работает только ночью, при лунном свете.

— А что, неплохая мысль, — Вилл встала и стряхнула с джинсов сухие лавровые листья. — Может,   стоит   попробовать прямо сегодня

вечером?

— У меня сегодня тренировка, — заявила Корнелия. Она была школьной чемпионкой по фигурному катанию.

— А мы с папой должны вечером ехать в больницу к дяде Као, — вставила я.

— Ну, тогда завтра вечером? Или вы считаете, что лучше дождаться полнолуния?

Я снова вспомнила, что дядя Као говорил насчет «подходящего момента». Но я не была уверена, что это имело отношение к полнолуниям.

— На раме луны нарастающие, — сказала я, — а не

полные.

— Да, действительно, — согласилась Вилл. — Ну

так что, будем пробовать?

— Почему бы и нет, вдруг что-нибудь выйдет...

Этим вечером дяде Као стало хуже. Он дышал с трудом и совсем не приходил в сознание. Я взяла его за руку, но он, кажется, не заметил этого.

— Поговорите с ним, — сказала нам медсестра. — Возможно, он слышит вас.

И мы говорили, рассказывали ему какие-то исто­рии о том, что произошло за день, рассуждали о по­годе и все в таком духе. Но не было никаких признаков того, что дядя слышит нас. Я подумала: на­верное, медсестра дала такой совет не ради боль­ного, а чтобы нам самим стало легче.

Вернувшись домой, я повесила странное зеркало на стену в своей комнате, прямо за фонариком. Ког­да я наконец отправилась в постель, мне снова при­снились горы, и выглядели они еще более реальны­ми, чем в прошлый раз. Там тихо звенели колоколь­чики, зеленели лиственницы, а тот же девчоночий голос все звал и звал меня. Во сне я открыла глаза и обнаружила, что фонарик светится. А в зеркале, прозрачном как летнее небо, отражались залитые солнцем и покрытые лиственничным лесом склоны гор. Но кто же зажег фонарик? Бабушка?

И тут я проснулась во второй раз, теперь уже по-настоящему. В комнате было тихо и темно, ника­ких зажженных фонарей. Но когда я заглянула в зеркало, мне всего на секунду показалось, что я ви­жу там угасающее отражение гор.

Глава 3  Лунное зеркало

Следующей ночью я проскользнула вниз по лестнице, сжимая во влажных от пота руках фонарик и зеркало. Спускалась я очень тихо, так, чтобы ступеньки не заскрипели. Конечно, я меньше всего хотела, чтобы родители просну­лись, увидели меня и в тревоге засыпали вопроса­ми, на которые я не готова была ответить. Вилл уже ждала на улице.

— Трудно было выбраться из дома? - прошеп­тала я.

Она покачала головой.

— Нет. Во всяком случае, с мамой проблем не было...

— А с кем были?

— Джеймс пытался втолковать мне, что девоч­кам неприлично выходить ночью на улицу, — ус­мехнулась она.

Джеймсом Вилл называла свой холодильник. Как и другие ее бытовые приборы, Джеймс разговари­вал с ней — обычно он давал советы насчет правиль­ного поведения и здорового питания. Должно быть, в прошлой жизни Джеймс был дворецким.

— Хорошо, что он не разбудил твою маму. - Да уж.

Тут в ворота вошла Корнелия, а за ней Тарани. Последней появилась Ирма.

— Пррростите за опоздание, — протараторила она, — но у папы сегодня ночное дежурство, и мне пришлось дожидаться, пока он не уйдет.

— Ты уверена, что он тебя не видел? — с беспо­койством поинтересовалась Тарани.

— Шутишь, что ли? Он бы тогда живо посадил меня под арест.

Ирмин отец был полицейским. Я искренне на­деялась, что ловить преступников у него получа­ется лучше, чем ловить с поличным свою дочь, когда она затевает очередную авантюру.

— Молодец, Ирма, — сказала я. — Ну вот, теперь мы все в сборе. Пора приступать к делу.

Ночь выдалась прохладной, погода не походи-

ла на весеннюю, хотя вишневое дерево у нас во дворе уже успело выпустить первые бело-розо­вые бутоны.

— Повесь фонарик вот сюда, — посоветовала Вилл. — А зеркало туда. Думаю, нам понадобятся обе вещи.

Я кивнула. У меня тоже было такое чувство, что лунное зеркало и фонарик Лю как-то связа­ны, поэтому я захватила с собой и то, и другое.

Я аккуратненько нацепила фонарик на одну из тонких ветвей вишни. Тем временем Корнелия держала зеркало, а Тарани надевала веревку, на которой оно держалось, на другую ветку, указан­ную Вилл.

— Подождите, — сказала вдруг Корнелия. — У не­го тут... у него сзади что-то есть.

Она протерла оборотную сторону зеркала рука­вом. На светло-зеленой ткани ее модной куртки ос­талось темное пятно, но Корнелия была так погло­щена своим открытием, что даже не заметила этого.

— Смотрите! — изумленно выдохнула она. — Сзади тоже зеркало!

Я повернула зеркало, чтобы посмотреть. Кор­нелия оказалась права. Сзади оно было таким темным и тусклым, что сперва мы его не замеча­ли, но теперь, когда Корнелия стерла грязь, ста­ло очевидно, что зеркало двухстороннее.

— На этой стороне изображены солнца, — ска­зала Тарани. — У зеркала есть солнечная и лунная стороны. Поразительно!

—Да, но что это значит? Мы ведь вроде реши­ли, что оно работает при лунном свете, но теперь выясняется, что оно связано и с солнцем!.. — го­лос Ирмы звучал слегка растерянно, как будто зеркало коварно обмануло ее ожидания.

Я взглянула на небо. Оно было совершенно яс­ным и безоблачным, с мелкими точечками звезд и огромной бледно-желтой луной. Луна была почти полной, отметила я про себя, хотя не думала, что это имело значение. Я взглянула на незажженный фонарик. Мне с трудом удавалось различить раз­мытые силуэты гор и улыбавшееся радостное сол­нышко. Внезапно у меня перехватило дыхание.

—Повесьте зеркало так, чтобы лунная сторона была лицом к луне, — скомандовала я. — А фона­рик надо повестить так, чтобы он освещал сол­нечную сторону.

Вилл на секунду задумалась.

—                                                  Кажется, ты права, — сказала она. — Это единственный способ получить солнце и луну одновременно!

Вскоре по-новому размещенные зеркало и фона­рик слабо покачивгшись на ветвях вишневого дерева.

—Тарани, можешь зажечь фонарик? — попро­сила я. — Только, пожалуйста, осторожно, он очень старенький.

— Я никогда ничего не поджигаю, — улыбну­лась Тарани. — То есть я хотела сказать, у меня ни­что не загорается случайно. Так что можешь быть спокойна.

Стихией Тарани, конечно, был Огонь. Все что ей нужно было для колдовства, это на секунду прикрыть глаза, и вот уже внутри фонарика за­плясал маленький огонек. И тут произошло кое-что еще...

— Ой, смотрите! — прошептала Ирма.

Зеркало начало светиться. Внутри него появи­лись горы, те самые, которые были так хорошо знакомы мне по снам. И я снова отчетливо услы­шала звон колокольчиков на ветру и зовущий ме­ня голос девочки:

— Уважаемая Лин, услышьте нас. Мы нуждаем­ся в вашей помощи!

Голосок был слабый, полный отчаяния и моль­бы. Я поглядела на подруг.

— Вы тоже слышали? — спросила я.

— Кто-то звал тебя по имени, — кивнула Вилл.

— Уважаемая Лин, вы дали обещание! — снова раздался настойчивый умоляющий голос. — Вы нам нужны! Не бросайте нас!

Обещание? Но я не давала никаких обещаний. Если только... если только не имеется в виду обе­щание заплатить за зеркало. «Я обычно выпол­няю свои обещания», — сказала я. А молодая жен­щина с бабушкиными глазами ответила: «Хоро­шо. Это очень важно».

Но даже без этого смутного ощущения, что я чего-то не сделала, за что-то не расплатилась, я не смогла бы оставить без внимания этот полный отчаяния голос. Да и никто бы не смог.

— Мы должны помочь ей, — тихо сказала я.

— Ты ее не знаешь, — возразила Корнелия. — Может, это ловушка.

— Она назвала мое имя!

— Тем более подозрительно.

Корнелия была самой практичной из нас, она часто была настроена скептически, и ее очень тру­дно было в чем-то убедить. Сразу было видно, что ее стихия — Земля. Корнелия могла бы взять себе девизом слова: «Твердо стоять на земле!» Это мно­го раз помогало нам — Корнелия удерживала нас от необдуманных поступков. Но сейчас мне совер­шенно не хотелось слушать ее брюзжание.

— Она в безвыходном положении!

— Ты знаешь, как африканские охотники ловят львов? — не унималась Корнелия. — Они исполь­зуют в качестве приманки козу. И не один лев по­купается на ее громкое жалобное блеяние. Мы должны узнать побольше, прежде чем лезть под дымящиеся дула охотничьих ружей. Или магиче­ских жезлов, или что там у них...

— Дымящиеся жезлы? — насмешливо протяну­ла Ирма. — Занятная картинка, должно быть.

— Нужно спросить Оракула, — сказала Тарани. — Он знает, что делать. К тому же, как мы без него по­падем к этой девочке, если ей все-таки нужна наша помощь?..

Не успела она закончить фразу, как изображе­ние в зеркале поменялось. Теперь там были не озаренные солнцем горные склоны, а огромный

зал со множеством колонн, стены которого теря­лись в бесконечности. Оплот Кондракара. А в центре бок о бок, улыбаясь, стояли Оракул... и моя бабушка.

Я почувствовала, что сердце вот-вот выскочит у меня из груди. Глаза мои затуманились, я еле могла разглядеть улыбающиеся лица. Зато я от­четливо слышала бабушкин голос, как будто она находилась совсем рядом.

— Воспользуйтесь Сердцем, девочки. Восполь­зуйтесь Сердцем.

Образ зала потускнел. Вскоре в зеркале отра­жалась только луна.

— Ну что ж, можем мы считать это самым что ни на есть ясным знамением и неопровержимым до­казательством того, что нужно действовать? — спросила Ирма. Хотя она старалась говорить без­заботным тоном, в голосе ее слышалось волнение. И, конечно, я понимала ее — те люди, которые хоть немного знали мою бабушку, испытывали к ней теплые чувства и горевали из-за ее смерти.

— Видимо, слова твоей бабушки означали, что мы должны взяться за это дело, — тихо сказала Вилл.

— Похоже, что так, — кивнула Корнелия. — Хо­тя, по-моему, все слишком неопределенно.

Вилл вытащила Сердце Кондракара. Она все­гда держит его при себе, но не всегда на виду. Сей­час оно лежало у нее на ладони — подвеска-кри­сталл в серебряной оправе. Но не простой кри-сталл — даже люди, начисто лишенные магиче­ских способностей, могли заметить его нежный жемчужный свет, исходящий из центра и озаряв­ший руку Вилл.

— Ну что, сначала поменяем облик? — предло­жила она.

— Было бы неплохо, — согласилась Ирма. — А то ведь неизвестно, что случится, когда... ну, когда Сердце доставит нас куда надо.

Дело в том, что были обычные, повседневные Вилл, Ирма, Тарани, Корнелия и я. И были наши чародейские версии. И эти чародейские версии несколько отличались от обычных. Это не озна­чает, что мы превращались в кого-то другого, со­всем даже наоборот. Не знаю, как это объяснить, но я становилась больше чем Хай Лин. Вилл была больше чем просто Вилл и так далее. Когда мы превращались в улучшенный вариант самих себя, | мы и выглядели... ну, тоже лучше, что ли. Нет, не как супермодели или кинозвезды, а так, как мы должны были бы выглядеть в идеале, если бы в нашу жизнь не вмешивалась реальность с ее про­блемами. Да, кстати, и одежда у наших чародей­ских воплощений тоже была классная...

Однако одной внешностью дело не ограничи­валось. Когда я превращалась в свою чародей­скую версию, я чувствовала себя гораздо более уверенно. Как будто я способна на все. Как будто никакое препятствие не может оказаться для ме­ня слишком трудным и опасным, никакой враг —

слишком грозным, никакой монстр — слишком большим, чтобы я не могла его побить. Это было укрепляющее дух ощущение. Л сейчас — после волнующей и щемящей встречи с бабушкой — я очень остро нуждалась в укреплении духа и под­нятии настроения... То, что я увидела бабушку ря­дом с Оракулом, заставило меня снова почувство­вать ее близкое присутствие, словно она наблю­дала за всем, что я делаю. И мне хотелось, чтобы она испытывала за меня гордость.

— Сердце Кондракара, укажи нам путь, — тихо, но ясно произнесла Вилл.

Рама зеркала засветилась сильнее и растяну­лась в узкий овал, почти достигавший земли. Те­перь это уже было вовсе не зеркало, а дверь. Дверь в другой мир.

— Ну что? — сказала Вилл.

Корнелия с почти покорным видом кивнула.

— Да, кажется, мы должны идти. Снова долж­ны шагнуть в неизвестность и как всегда без чет­кого плана.

— Как мы можем строить планы, если не знаем об этом месте абсолютно ничего? — язвительно поинтересовалась Ирма.

— Это просто моя позиция, — сказала Корне­лия, откидывая назад свои длинные светлые во­лосы. — Но я знаю, убеждать вас — все равно что говорить с глухими. Так что не будем тратить вре­мени и пойдем.

— Вот и молодец, — усмехнулась Ирма.

Корнелия сверкнула в ее сторон)' взглядом.

— Поспешим! — воскликнула Тарани. — По-мое­му, границы прохода снова начинают стягиваться!

Мы шагнули в зеркало. Сначала я, потом Вилл, потом три остальных подруги. Шагнули в неиз­вестность, как и сказала Корнелия.

Глава 4  Чернота крыльев

Мы ступили из лунного света в солнечный и

сперва ослепли от такой разительной перемены. Несколько мгновений я просто стояла, беспомощно моргая, прислушиваясь к звону колокольчиков на ветру и вдыхая запах смолы и горячего камня.    Тут раздался изумленный, похожий на птичий вскрик, и прямо передо мной па  я ноги вскочила тонкая фигурка. Я еще чуть-чуть поморгала и разглядела девочку-китаянку при­мерно моего возраста, одетую в выцветшую голу­бую хлопковую рубашку и белые короткие брюки. Ее прямые черные волосы были собраны в два круглых пучка прямо за ушами. У ног ее лежал лю­бопытный набор предметов: маленькая тростнико­вая циновка с грубо намалеванным на ней лицом, а на циновке миска с водой, несколько зернышек ри­са и белые цветы.

— Уважаемая Лин? Это и в самом деле вы? — де­вочка оторопело вытаращила глаза. — А это ваши демоны?

Демоны?!

— Меня зовут Хай Лин, — сказала я. — А это мои подруги.

Девочка низко поклонилась мне и чуть повы­ше — остальным четверым.

— Добро пожаловать, уважаемая Лин. И вашим подругам-демонам я тоже говорю: добро пожало­вать.

Корнелия что-то пробормотала себе под нос. Слов я не расслышала, но заметила, что она хмурит брови.

— Они не демоны, — торопливо объяснила я. — Они простые девочки. — Ну, разумеется они были гораздо больше, чем «простыми девочками», но расставить все по полочкам можно будет и позже. — Как ты и я.

Наверное, я ее не убедила. Она окинула долгим взглядом темнокожую Тарани и блондинку Корнелию. Девочка протянула было руку, чтобы потро­гать рыжие волосы Вилл, но потом отдернула ее, словно ожидая, что за такую дерзость ее ожидает страшное наказание.

— Нет, не как ты и я, — прошептала она. Хоте­лось бы надеяться, что она имеет в виду «не кита­янки», но у меня было нехорошее предчувствие, что ее фраза означает «не люди».

— Кто ты? — спросила я. — И где мы находимся?

—Я Нуа, — ответила она, снова поклонившись. — Но люди чаще зовут меня Лепесток. Находимся мы, разумеется, на горе. На горе Белого Ветра. А там внизу — Иворечье, долина Ивовой реки. Неужели уважаемая Лин не узнает этих мест?

Я посмотрела в том направлении, куда она ука­зывала.

— Нет, — медленно произнесла я. — А разве я должна? Я никогда не была здесь прежде.

С лица девочки мгновенно слетели все краски. Она была в самом настоящем ужасе.

— О нет, — застонала Нуа. — Я сделала неправиль­но. Я все сделала неправильно! — она резко развер­нулась и припустилась вниз по склону с такой ско­ростью, будто на пятки ей наступают жуткие мон­стры. — Она на меня разозлится, она просто убьет меня за это!

— Подожди! — окликнула я девочку. — Нуа... Лепе­сток... Подожди!

Но через пару секунд ее фигурка уже скрылась за валунами и стволами лиственниц.

Корнелия наблюдала за этим бегством, скрестив руки на груди.

— Ну, не могу сказать, что я это предсказыва­ла... — произнесла она. — Но я вас предупреждала. Мы не можем переноситься в другие миры к каж­дому жалобно скулящему ребенку и пичкать его горячим молоком с печеньем. Это была пустая трата времени. К тому же девчонка называет нас демонами, да не просто называет, но и считает нас ими! — Она фыркнула. — В общем, думаю, нам лучше вернуться домой, пока нашего исчезнове­ния никто не заметил.

— Нет, — упрямо сказала я. — Она называла меня Лин, и звала она именно нас. Тут есть для нас какое-то дело... И Оракул ясно сказал, что мы должны от­правиться сюда.

— Ну, мы так и поступили. И что теперь? — вздох­нула Корнелия.

Вилл взяла в руки миску. Та была бело-голубой, с нарисованными ивами, склонившимися до зем­ли на ветру.

— Как вы думаете, для чего ей было нужно все это? — спросила Вилл. — Вода, рис, цветы...

— Может, у них так принято встречать гостей, — предположила Тарани. — А может, она пыталась с помощью этих предметов колдовать...

Миска и циновка выглядели довольно ветхими, сделанными вручную. Миска была надтреснутой, а риса было так мало, что не хватило бы даже накор­мить птичку.

— Если так, то выглядит не слишком... професси­онально, — заметила Ирма.

— Она призывала нас сюда, — констатировала я, испытывая странное желание защитить девочку. — И у нее получилось. Разве это не то, что называют профессионализмом?

— Ага, она призвала нас, а потом сбежала, как кошка, за которой гонится свора собак, — усмехну­лась Корнелия.

— Наверное, она не ожидала, что нас будет пяте­ро. Может, она это имела в виду, когда сказала, что все сделала неправильно...

— А еще она говорила: «она на меня разозлит­ся», — задумчиво сказала Вилл. — Интересно, кто это «она»?

— Не знаю, — помоталаголовой я. — Но, думаю, мы должны определить, куда убежала Лепесток.

— Вон туда, — с усмешкой заявила Ирма, указы­вая на ведущую вниз горную тропинку.­­­­­ — Чего тут определять, за ней еще пыль не успела осесть.

Мы оставили миску и рис там, где нашли их. От зеркала-прохода не осталось и следа. Я гадала, сможем ли мы, если попытаемся, вернуться через него домой.

Мы зашагали вниз по тропинке. Лучи жаркого солнца скользили по камням, громко звенели цикады. Вдруг я заметила, что по обеим сторонам тро­пинки в припорошенных пылью кронах листвен­ниц что-то шевелится. Это были крупные коричне­вые жуки с плоскими желтоватыми крыльями. Вилл вскрикнула и хлопнула себя по шее.

— Ой, ну и кровожадные же тут насекомые!

— К тому же их ужасно много, — добавила Ирма. Она была права. Несмотря на полуденный

зной, воздух был наполнен мухами, комарами и вечно голодными москитами. Их жужжание и свист сливались со стрекотом цикад. А вот пения птиц, как я заметила, слышно не было.

—  Здесь нет птиц! — поделилась я с подругами своим открытием. — Вы видели хоть одну? Или слышали?

— Ни единой, — ответила Вилл, вглядываясь в пустое небо. — Скажите, только мне одной кажет­ся, что это дурной знак?     

Спуск с горы занял довольно много времени, но вот мы наконец оказались в месте, которое Нуа на­звала Иворечьем. Название не требовало никаких объяснений. Здесь текла неторопливая речка с бе­регами, поросшими ивняком. Через речку был пе­рекинут узкий деревянный мостик, а за мостиком располагался городок.

—  Выглядит слегка обветшало, — прокомменти-                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                 

ровала Ирма представшее перед нашими глазами зрелище. — Тут бы все немного подремонтировать да подкрасить — и будет просто загляденье.

— Да, у города заброшенный вид, — согласилась Тарани. Голос у нее был какой-то напряженный.

Мне пришло в голову то же, что и подругам. Повсюду встречались знаки былого благоденст­вия, но теперь некогда ухоженные сады поросли сорняками, а многие дома были закрыты и заколо­чены. В такой солнечный летний денек, как этот, горожане должны были бы сидеть на широких за­тененных крылечках и работать, разговаривать или просто отдыхать. Однако мы не увидели нико­го. Нас охватило странное ощущение, будто мы во­шли в дом в отсутствие хозяев.

— Эй! — окликнула местных жителей Вилл. — Есть тут кто-нибудь?

К моему удивлению, ей ответили.

— Идите сюда. Должно быть, только я тут и оста­лась. Я да еще старая Мия, но она больше не встает с постели.

Это была старушка, сидевшая скрестив ноги в открытых дверях большого красивого дома. Ее руки проворно двигались, вращая веретено. Когда мы подошли поближе, она повернула к нам лицо.

В движении старушки было что-то не так. Она остановила взгляд немного левее нас. И я вскоре поняла почему. Ее глаза выглядели нормально, только взгляд был не сфокусирован. Было совер­шенно ясно, что она нас не видит.

— Где все? — тихо спросила Тарани. — Почему вы здесь одна?

Старая женщина закусила губу.

— Вы, наверное, не здешние, — сказала она. — Иначе вы бы знали. Давненько у нас не было гос­тей. Вы пришли, чтобы увидеть императрицу? Я, конечно, имею в виду Ее Божественное Величест­во Прекраснейшую Сонг Хо.

— Боюсь, мы никогда не слышали о Ее Величест­ве, — осторожно ответила Вилл.

— Что ж, скажу вам, иногда счастье в неведе­нии, — продолжала старушка. — Зато здесь, в Иво-речье, Ее Величество знают слишком хорошо. Собственно говоря, поэтому-то все и ушли. Что­бы служить императрице.

— Все? — удивленно переспросила Ирма. Женщина кивнула.

— Мужчины, женщины, дети... Каждый служит императрице по-своему, кроме совсем уж бесполез­ных вроде нас с Мией. И служба эта длится долго. Прошу прощения, что не могу встретить вас хлебом-солью. Теперь, когда моя внучка Лепесток ушла...

— Лепесток? Так она ваша внучка?

Я впервые заговорила при ней. Услышав мой голос, старушка резко выпрямилась и стала вертеть головой по сторонам, словно пытаясь отыскать меня.

— Лин? Уважаемая Лин, это вы? — она выронила веретено и попыталась нащупать его рукой. — Вы вернулись! Но почему вы не приходили так долго?

Тут до меня в конце концов дошло. Нужно было всего лишь сложить два и два, и все становилось ясно. Я мягко взяла старушку за руку.

— Видимо, вы путаете меня с моей бабушкой, Ян Лин. Меня зовут Хай Лин, и я никогда раньше не бывала в этих местах.

На несколько мгновений плечи женщины обвисли, словно эта новость подкосила ее. Но потом бабушка Лепестка снова выпрямилась.

— Что ж, добро пожаловать, девочка, носящая часть имени бабушки, — сказала она, крепко пожав мне руку. — Прошу в дом. Думаю, нам есть о чем поговорить.

—Прикройте вход, — попросила старушка. — И, может, одна из вас будет так любезна, что заварит нам чаю?

Тарани и Корнелия закрыли изящные раздвиж­ные дверцы из рисовой бумаги, и уютный малень­кий садик исчез из виду. Действуя по указаниям женщины, я заварила для всех нас зеленого чаю и выложила на низкий столик несколько твердых пе­чений в форме цветов.

Полки в кладовой были совершенно пусты, и мне было неловко есть последнее печенье, но, от­казавшись, я бы нанесла удар по гордости хозяйки.

— Зовите меня Мама Лю, — сказала старушка. —

Меня все так зовут. И скажите мне, пожалуйста, ва­ши имена.

Мы по очереди представились, и она торжест­венно поприветствовала каждую из нас. Ее наряд выцвел от бесчисленных стирок, но был чистым и опрятным, а ее длинные седые волосы были ак­куратно забраны в пучок, поддерживаемый двумя бамбуковыми палочками. Мама Лю очень хоро­шо следила за собой.

— Уважаемая Хай Лин, когда ваша бабушка впер­вые прибыла к нам, мы очень нуждались в ее помо­щи. В нашу долину заявилась жестокая и коварная женщина-демон. Она нарекла себя императрицей и потребовала, чтобы мы принадлежали ей телом и душой: работали на нее и почитали ее. Борьба была яростной, но уважаемая Лин была сильна в колдовстве и мудро использовала свои способно­сти, и в конце концов женщина-демон была изгна­на из долины.

На улице раздалось низкое жужжание, как от трения множества крылышек.

— Что это за звук? — поинтересовалась Тарани.

— Двери закрыты? — быстро спросила Мама Лю.

— Ну да, закрыты.

Мама Лю вздохнула и провела иссохшей рукой по лбу. Я заметила, что пальцы слегка дрожали.

— То было счастливое время, — продолжала она свой рассказ. — Жители Иворечья испытывали ра­дость и гордость, и было от чего. Но твоя бабушка покинула нас. Она сказала, что вернется, если в том наступит необходимость, но так и не верну­лась. А сейчас жестокая императрица снова воца­рилась в этих местах, чтобы отравить нам жизнь и отнять у нас радость.

Жужжание все нарастало, к нему добавилось странное отрывистое постукивание.

— Что это? — опасливо повторила свой вопрос Тарани.

Я хотела было сказать, что не знаю, и тут поня­ла, что ответ очевиден.

— Насекомые, — вымолвила я. — Бьются о слой бумаги в раздвижных дверях. У нас такое бывает только ночью, когда зажигаешь в комнате свет.

Здесь же была не просто какая-нибудь пара-тройка мотыльков. Нет, бесчисленное множество черных маленьких созданий бросались на бумаж­ный заслон.

— Неужели я сказала «жестокая императрица»? — нарочито громко произнесла Мама Лю. — Я огово­рилась. Нижайше прошу прощения. Разумеется, я имела в виду Ее Божественное Величество Прекрас­нейшую Сонг Хо. Да будет благословенно ее имя!

Однако стук не прекратился. Наоборот, он еде лался сильнее, с оглушительным треском бумага в одной из дверей прорвалась, и в комнату черным густым, как дым, облаком проникла целая стая ко­маров. Насекомые сразу устремились к Маме Лю. Старушка с криком припала к полу, прикрыв рука­ми голову и стараясь защитить лицо.

Я вскочила на ноги.

— Надо их выгнать! — воскликнула я. — Избавляйтесь от них! — Я призвала ветер и попробовала выдуть комаров из дома, Ирма тоже быстро все просекла и взмахнула руками. Откуда ни возьмись стали падать дождевые капли, сбивая мелких кровососов, досаждавших старушке. Но когда в конце концов стая рассеялась и исчезла, было больше похоже, что это не мы их прогнали, а какая-то сила призвала их назад.

— Вы ранены? — спросила я у Мамы Лю, все еще лежавшей на полу, съежившись и прикрыв руками глаза. — Мама Лю, с вами все в порядке?

Медленно-медленно она отняла руки от лица. Оно все покраснело и опухло от многочисленных укусов, но хуже всего был отразившийся на нем ужас, неприкрытый ужас, вытеснивший ее обычное спокойное дружелюбие.

— Они действительно убрались? — спросила она, понизив голос.

— Да.

— Прошу вас... Пожалуйста, не могли бы вы починить дверь?

— Да, — твердо и уверенно ответила Вилл. — Подождите минутку, и я сделаю так, что любое насекомое, которое рискнет сюда сунуться, сильно об этом пожалеет.

В руке у нее возникло Сердце Кондракара. В раме двери разлился жемчужно-голубоватый свет, заменивший собой жалкие обрывки бумаги.

— Ну вот, — удовлетворенно произнесла Вилл. —

Теперь вам гарантирована стопроцентная защита от насекомых. Но старайтесь браться только за раму, иначе получите легкий удар током.

— Сделай и со второй дверью то же самое, — попросила я. — Тогда мы хоть сможем поговорить спокойно.

Вилл заполнила светом и вторую дверь.

— Полная безопасность.

Как я уже говорила, стихия Вилл — энергия, и ей отлично удаются всякие трюки с электричеством. Не хотела бы я оказаться на месте комара, кото­рый наткнется на сотворенное ею защитное поле. Сомневаюсь, что Мама Лю поняла, что говорила Вилл насчет защиты от насекомых и тока, но она уловила в голосе юной чародейки уверенность и немного успокоилась. Плечи старушки расслаби­лись, она вздохнула с облегчением.

— Мне стыдно за себя, — сказала пожилая жен­щина слегка дрожащим голосом. — Вы, должно быть, подумали, что я трусиха.

— Нет, — покачала головой я. Стая и правда мог­ла напугать кого угодно.

Мама Лю горько усмехнулась.

— Я-то думала: ну что она может сделать дряхлой старухе вроде меня? Да ничего. Оказалось, я оши­балась. — Она потерла пальцем укушенную щеку. —  Видите, они — ее прислужники. Все эти насекомые. Вот как она держит нас в повиновении и заставля­ет исполнять свои капризы. Недовольны, жалуе­тесь на Ее Величество? А у нее есть глаза и уши, которые видят и слышат это, и готовы наказать вас за проступок. Пытаетесь устроить мятеж? Вы не буде­те знать сна, пока она не посчитает, что отомщена. От них не защитишься. Никогда нельзя быть уве­ренным, что ты в полной безопасности. Ни отды­ха, ни покоя, никаких снов, кроме кошмаров. Эти твари малы, но их так много! Они повсюду. От их укусов люди заболевают, а от их жужжания сходят с ума. В конце концов они становятся готовы на все, чтобы избежать этих постоянных мук. Когда императрица только явилась сюда... — голос Мамы Лю дрогнул. — Когда я встала у нее на пути, думая, что кто-то должен ей помешать, а мне, старухе, уже бояться нечего... она отняла у меня зрение. Она на­ложила на меня заклятие, и единственное, что я вижу теперь, — это рой ее прислужников. Черные крылья. Ничего кроме бесконечной черноты крыльев. — Она надавила кончиками пальцев на за­крытые веки, тоже распухшие от укусов. — Я боль­ше не вижу лица моей милой внучки, Лепестка. Ох, если б вы знали, до чего это тяжело...